Неточные совпадения
Город напоминал
старое, грязноватое и местами изорванное
одеяло, пестро покрытое кусками ситцев.
В ее рассказах жизнь напоминала Самгину бесконечную работу добродушной и глуповатой горничной Варвары,
старой девицы, которая очень искусно сшивала на продажу из пестреньких ситцевых треугольников покрышки для
одеял.
Они прошли через сени, через жилую избу хозяев и вошли в заднюю комнатку, в которой стояла кровать Марка. На ней лежал тоненький
старый тюфяк, тощее ваточное
одеяло, маленькая подушка. На полке и на столе лежало десятка два книг, на стене висели два ружья, а на единственном стуле в беспорядке валялось несколько белья и платья.
«И к чему все эти прежние хмурости, — думал я в иные упоительные минуты, — к чему эти
старые больные надрывы, мое одинокое и угрюмое детство, мои глупые мечты под
одеялом, клятвы, расчеты и даже „идея“?
Я отвел ему маленькую комнату, в которой поставил кровать, деревянный стол и два табурета. Последние ему, видимо, совсем были не нужны, так как он предпочитал сидеть на полу или чаще на кровати, поджав под себя ноги по-турецки. В этом виде он напоминал бурхана из буддийской кумирни. Ложась спать, он по
старой привычке поверх сенного тюфяка и ватного
одеяла каждый раз подстилал под себя козью шкурку.
Китенбу тотчас же стал собираться. Он взял с собой заплатанное
одеяло, козью шкуру и
старую, много раз чиненную берданку; я взял чайник, записную книжку и спальный мешок, а Дерсу — полотнище палатки, трубку и продовольствие.
Вообще происходило что-то непонятное, странное, и Нюрочка даже поплакала, зарывшись с головой под свое
одеяло. Отец несколько дней ходил грустный и ни о чем не говорил с ней, а потом опять все пошло по-старому. Нюрочка теперь уже начала учиться, и в ее комнате стоял особенный стол с ее книжками и тетрадками. Занимался с ней по вечерам сам Петр Елисеич, — придет с фабрики, отобедает, отдохнет, напьется чаю и скажет Нюрочке...
— Не глупа, а просто дура, набитая,
старая дура, — повторила еще злее Лиза и, дунув на свечку, завернулась с головою в
одеяло.
Во второй комнате стояла желтая деревянная кроватка, покрытая кашемировым
одеялом, с одною подушкою в довольно грязной наволочке, черный столик с большою круглою чернильницею синего стекла, полки с книгами, три стула и
старая, довольно хорошая оттоманка, на которой обыкновенно, заезжая к Помаде, спал лекарь Розанов.
Обычная обстановка бедного холостого студента: провисшая, неубранная кровать со скомканным
одеялом, хромой стол и на нем подсвечник без свечи, несколько книжек на полу и на столе, окурки повсюду, а напротив кровати, вдоль другой стены — старый-престарый диван, на котором сейчас спал и храпел, широко раскрыв рот, какой-то чернокудрый и черноусый молодой человек.
Он увидал свою маленькую комнатку с земляным неровным полом и кривыми окнами, залепленными бумагой, свою
старую кровать с прибитым над ней ковром, на котором изображена была амазонка, и висели два тульские пистолета, грязную, с ситцевым
одеялом постель юнкера, который жил с ним; увидал своего Никиту, который с взбудораженными, сальными волосами, почесываясь, встал с полу; увидал свою
старую шинель, личные сапоги и узелок, из которого торчали конец мыльного сыра и горлышко портерной бутылки с водкой, приготовленные для него на бастьон, и с чувством, похожим на ужас, он вдруг вспомнил, что ему нынче на целую ночь итти с ротой в ложементы.
На железной кровати, стоявшей под главным ковром, с изображенной на нем амазонкой, лежало плюшевое ярко-красное
одеяло, грязная прорванная кожаная подушка и енотовая шуба; на столе стояло зеркало в серебряной раме, серебряная ужасно грязная щетка, изломанный, набитый масляными волосами роговой гребень, серебряный подсвечник, бутылка ликера с золотым красным огромным ярлыком, золотые часы с изображением Петра I, два золотые перстня, коробочка с какими-то капсюлями, корка хлеба и разбросанные
старые карты, и пустые и полные бутылки портера под кроватью.
Тогда все получало для меня другой смысл: и вид
старых берез, блестевших с одной стороны на лунном небе своими кудрявыми ветвями, с другой — мрачно застилавших кусты и дорогу своими черными тенями, и спокойный, пышный, равномерно, как звук, возраставший блеск пруда, и лунный блеск капель росы на цветах перед галереей, тоже кладущих поперек серой рабатки свои грациозные тени, и звук перепела за прудом, и голос человека с большой дороги, и тихий, чуть слышный скрип двух
старых берез друг о друга, и жужжание комара над ухом под
одеялом, и падение зацепившегося за ветку яблока на сухие листья, и прыжки лягушек, которые иногда добирались до ступеней террасы и как-то таинственно блестели на месяце своими зеленоватыми спинками, — все это получало для меня странный смысл — смысл слишком большой красоты и какого-то недоконченного счастия.
Аким Акимыч сильно хлопотал об устройстве мне всех этих вещей и сам в нем участвовал, собственноручно сшил мне
одеяло из лоскутков
старого казенного сукна, собранного из выносившихся панталон и курток, купленных мною у других арестантов.
А вот сшил же себе из этих
старых обносков
одеяло!
Матушка и моя
старая няня, возвращавшаяся с нами из-за границы, высвободившись из-под вороха шуб и меховых
одеял, укутывавших наши ноги от пронзительного ветра, шли в «упокой» пешком, а меня Борис Савельич нес на руках, покинув предварительно свой кушак и шапку в тарантасе. Держась за воротник его волчьей шубы, я мечтал, что я сказочный царевич и еду на сказочном же сером волке.
В обыкновенное время сюда складывались
старые вонючие
одеяла, которыми наделяли воспитанников на ночь, потому что хорошие
одеяла постилали только днем, напоказ.
Подняв голову, испуганно следит за ней Линочка и бесшумно прячется в
одеяло: и тихонько поскрипывает постель, давая место
старому телу, и снова в постепенности зарождаются вздохи и шепот, точно какую-то стену прогрызает осторожная и пугливая мышь.
Явления, одно другого страннее, представлялись ему беспрестанно: то видел он Петровича и заказывал ему сделать шинель с какими-то западнями для воров, которые чудились ему беспрестанно под кроватью, и он поминутно призывал хозяйку вытащить у него одного вора даже из-под
одеяла; то спрашивал, зачем висит перед ним
старый капот его, что у него есть новая шинель; то чудилось ему, что он стоит перед генералом, выслушивая надлежащее распеканье, и приговаривает: «Виноват, ваше превосходительство!», то, наконец, даже сквернохульничал, произнося самые страшные слова, так что старушка хозяйка даже крестилась, отроду не слыхав от него ничего подобного, тем более что слова эти следовали непосредственно за словом «ваше превосходительство».
Вхожу к брату, он сидит в постели, колени покрыты
одеялом;
постарел, располнел, обрюзг; щеки, нос и губы тянутся вперед, — того и гляди, хрюкнет в
одеяло.
Стаканыч, сидя на кровати по-турецки, раскладывал на
одеяле старыми, почерневшими и распухшими от времени картами один из самых длинных своих пасьянсов — «двенадцать спящих дев», который он, из уважения к его сложности и числовому наименованию, раскладывал только по двунадесятым праздникам.
По желанию дедушки отслужили благодарственный молебен, потом долго обедали — и для Веры началась ее новая жизнь. Ей отвели лучшую комнату, снесли туда все ковры, какие только были в доме, поставили много цветов; и когда она вечером легла в свою уютную, широкую, очень мягкую постель и укрылась шелковым
одеялом, от которого пахло
старым лежалым платьем, то засмеялась от удовольствия.
Старый Никифор, не удивляясь и не ужасаясь, привычной рукою раздел неподвижное тело, уложил поглубже в перину и укрыл
одеялом.
Эта постель показалась чем-то сказочным для деревенского ребенка. У бабушки Маремьяны спала она на жесткой лавке, застланной каким-либо
старым тряпьем, и прикрытая одежей. Здесь же был и матрац, и
одеяло. Маленькое тельце с наслаждением вытянулось на кровати.
–…я говорю и, значит, повторяю.
Старый рабочий; у него, понимашь, семья в пять-шесть человек, не на что даже ребятам ботинки купить. Получает же столько, сколько молодой, одинокий. А этот вон на что денежки тратит, — на атласные
одеяла да вон на энти туфельки лаковые.
Сзади яркие окна какого-то магазина, проходят разговаривая люди, пробегают швейки с коробками, идет мужичок с лотком, закрытым отрепками
старого ватного
одеяла, и напевает: «и с вязигой, и с грибами, потчиваю пирогами»…Весело…